БИТВА ПРИ ФОНТЕНУА, ЧАСТЬ I

На равнинах Фландрии

Отцы наши давно

Дрались как Александр

И как Сципион.

Старинная английская песня

(перевод А. Свистунова)

Злоключения забыты

Обид горькие слова

Алой кровью бриттов смыты

В славный день Фонтенуа.

Даулинг, ирландский поэт

(перевод А. Свистунова)

События, произошедшие 11 мая 1745 года у небольшой деревушки Фонтенуа в Австрийских Нидерландах (ныне – провинция Геннегау в Бельгии) навсегда вошли в историю не только как главное сражение войны за Австрийское наследство (1740–1748 гг.), но как одно из важнейших – во всем XVIII столетии. Впоследствии Наполеон Бонапарт записал, что победа при Фонтенуа продлила жизнь «старому порядку» (то есть французской монархии) еще на 30 лет.

О масштабе данного события для тогдашней Европы говорит хотя бы тот факт, что один из главных персонажей романа Роберта Льюиса Стивенсона «Остров сокровищ», доктор Ливси, был непосредственным участником битвы – так, в одной из глав он говорит: «Не впервые я сталкивался со смертью — я служил в войсках герцога Кемберлендского и сам получил рану под Фонтенуа».

Победа, добытая 11 мая 1745 года, возродила поблекшую после войны за Испанское наследство (1701–1714 гг.) славу французского оружия. Впрочем, в тот день покрыли себя беспримерной славой все стороны, принявшие участие в сражении. День Фонтенуа стал одним из отголосков растворившейся в тумане веков рыцарской эпохи, когда государи еще лично водили армии на поля сражений, а самым страшным позором для мужчины было проявить малодушие перед лицом врага.

Деревня Фонтенуа сегодня

Battle Royale

В XVIII веке короли еще продолжали лично участвовать в военных кампаниях и командовать армиями. Шведский король Карл XII и Фридрих II Прусский были примерами королей-воинов, проявивших незаурядные способности на полях сражений. Первые два монарха из Ганноверской династии Великобритании также интересовались военным делом и стремились повысить профессионализм войск. Георг I (1660–1727 гг.), будучи еще ганноверским курфюрстом, видел сражения войны за Испанское наследство, а Георг II (1683–1760 гг.) лично командовал армией в битве при Деттингене 23 июня 1743 года, и это был последний случай в английской истории, когда король вел свои войска на поле боя. Король Сардинии и Сицилии Виктор-Амадей II (1666–1732 гг.) тоже лично командовал армиями, как и его сын и наследник – Карл-Эммануэль III (1701–1773 гг.).

Российский император Петр I (1672–1725 гг.) лично командовал войсками на протяжении практически всей своей жизни. Его действия в Полтавском сражении 27 июня 1709 года, когда царь смог остановить дрогнувшие порядки русской пехоты, воодушевил их и переломил ход битвы, оказали самое прямое влияние на дальнейший ход истории целого региона и нескольких государств.

Фрагмент диорамы «Полтавское сражение»

Другие государи, такие как Людовик XIV и Людовик XV, хоть непосредственно и не участвовали в сражениях, но планировали кампании и присутствовали в войсках во время походов и осад.

Были вески причины для того, чтобы монархи и особы королевской крови находились при войске. Армии XVIII века были едва ли не важнейшим государственным институтом, и военные успехи способствовали выдвижению тех или иных людей. Правитель, который игнорировал свою армию, мог в итоге лишиться власти в угоду тому, кто этой армией командовал. Ярким примером могут послужить Луи де Бурбон, принц Конде и маршал Тюренн – пожалуй, лучшие из полководцев Людовика XIV, которые участвовали во Фронде и сражались против королевской власти.

Король не обязательно должен был быть хорошим полководцем, как Фридрих II, но его присутствие в войсках было важнейшим психологическим фактором. Присутствие монарха вдохновляло солдат и офицеров, которые видели возможность проявить себя и отличиться у него на глазах. Был в этом, безусловно, существенный риск – Карл XII был убит во время осады неприятельской крепости, Фридрих Великий был ранен при Торгау в 1760 году, но таковы были правила игры, ведь короли тоже смертны.

Георг II при Деттингене

Георг II одержал победу при Деттингене вопреки обстоятельствам – союзная «Прагматическая армия» (названная так в честь австрийской Прагматической санкции, гарантировавшей престол императрице Марии-Терезии, которую поддержали Великобритания и Ганновер) под командованием английского короля шла из Австрийских Нидерландов к реке Майн (приток Рейна). Там она угодила в ловушку французского маршала Ноайя, который зажал союзные войска между рекой и грядой холмов, заблокировав пути отхода. Отчасти союзников спасла ошибка герцога Грамона, который решил, что они отступают, и зачем-то повел свои войска вперед через болотину, в итоге попав под ураганный огонь английской пехоты. Это позволило Георгу и его генералам переломить ход сражения и в итоге победить, но при иных раскладах король легко мог попасть в плен или даже погибнуть.

На войне как на войне

Все это, несомненно, учитывал французский король Людовик XV, когда прибыл в войска по приглашению главнокомандующего Морица Саксонского. Мориц совершил блестящий маневр, сосредоточив свои войска у города Мобеж на севере Франции, и этим заставил главнокомандующего «Прагматической армией» Уильяма-Августа, герцога Камберленда, сына Георга II, гадать, какова на самом деле цель французов – Монс или Турне. Его намерения прояснились лишь тогда, когда французская армия стремительным броском вышла к Турне и взяла город в осаду.

Турне был ключевой крепостью, защищавшей устье реки Шельды, и считался самой крепкой твердыней среди голландских крепостей в Австрийских Нидерландах, которые были получены по условиям Утрехтского мира 1713 года. Построенный по проекту выдающегося французского военного инженера Вобана, Турне был частично защищен водами Шельды и оборонялся гарнизоном в 8 тысяч человек.

С другой стороны, население Австрийских Нидерландов недолюбливало голландцев, да и мораль наемных голландских гарнизонов была невысокой. Офицеры не брезговали взятками, а главный инженер в Турне чуть ли не в открытую саботировал подготовку к обороне крепости. Голландцы не особо заботились о поддержке и снабжении своих крепостей, более полагаясь на действия полевой армии, поэтому некоторые из них к весне 1745 года уже сдались после символического «сопротивления». Мориц Саксонский был уверен, что он сможет овладеть Турне, и если союзники надеялись это предотвратить, им предстояло встретиться с ним в открытом поле на его условиях.

Фонтенуа находится на юго-западе Австрийских Нидерландов, недалеко от французской границы

История не запомнила Людовика XV ни как полководца, ни как эффективного правителя. По сравнению с другими энергичными монархами эпохи Просвещения, он был скорее капризным сластолюбцем. Даже когда он начал править единолично, на него продолжали влиять различные придворные группировки. В 1743 году скончался его воспитатель и наставник кардинал Флери, король, подобно Людовику XIV после смерти кардинала Мазарини, провозгласил себя своим же пожизненным первым министром. Проще говоря – начал править самостоятельно. Королевский совет отличался неясностью целей и сумбурностью военных планов. Попытка маршала Шарля де Белль-Иля расчленить владения Габсбургов потерпела неудачу и закончилась тяжелым отступлением с боями от Праги в декабре 1742 года.

Британские субсидии и умелые дипломатические действия государственного секретаря (министра иностранных дел) лорда Джона Картерета позволили выковать мощную коалицию против Бурбонов (Франции и Испании), однако и этот альянс был домом разделенным, где каждая сторона преследовала свои цели. В ноябре 1744 года из-за политических интриг в британском правительстве Картерет был вынужден оставить кабинет, однако сохранил расположение короля, который сделал его главой своего Тайного совета. Английские деньги и военно-морская мощь играли существенную роль в развитии событий и вынудили французов объявить Лондону войну в сентябре 1743 года, что положило конец «вспомогательной» роли, которую Великобритания играла в войне – первые выстрелы англо-французского противостояния прогремели за несколько месяцев до официального разрыва отношений.

Генеральный план Версаля на войну заключал в себе два главных направления. Во-первых, было запланировано вторжение непосредственно в Англию, которое должен был осуществить маршал Мориц Саксонский. Однако погода спутала все карты – сильные штормы потрепали французский флот вторжения, и Людовику пришлось отложить своего «морского льва» до лучших времен. Вторая часть генерального плана включала в себя вторжение в Австрийские Нидерланды. В 1744 году король присоединился к маршалу в кампании, в ходе которой пали Ипр, Менен и Верне. Союзники в это же время проявляли удивительную пассивность – только австрийцы вторглись в Эльзас, основные же силы не предпринимали каких-либо решительных действий. Однако им повезло – вскоре Людовик слег с болезнью, и это замедлило победное шествие французской армии.

К осени 1744 года активные боевые действия возобновились — Людовик счастливо оклемался, и армия продолжила наступление. Именно выдвижение Саксонского к Фонтенуа стало той отрезвляющей оплеухой, которая вывела союзную армию из ступора. Престарелый фельдмаршал Джордж Уэйд, командовавший объединенной армией в кампании 1744 года, и чересчур увлекшийся решением проблем с логистикой, был заменен на 24-летнего третьего сына Георга II Уильяма-Августа, герцога Камберленда. Предполагалось, что молодой человек проявит большую решительность и перейдет, наконец, к активным действиям. Герцог участвовал в сражении при Деттингене, где показал себя храбрым офицером и был ранен, но у него совсем не было опыта самостоятельного командования армией.

Герцог Камберленд, командующий силами союзников при Фонтенуа

Линии судьбы

Камберленд принял возложенную на него ответственность со всей серьезностью. Он обладал большой личной храбростью и, что важно, он был сыном короля. Его участие в боевых действиях и риски, которым он себя подвергал, способствовали моральному единению солдат с их государем. Ему недоставало опыта, он был слишком импульсивен, но в его распоряжении были отличные войска, обладавшие высоким моральным духом. И герцог, без всяких сомнений, знал о битвах королей не меньше, чем Людовик XV.

Забегая вперед, нужно сказать, что военная карьера герцога сложится не так блестяще, как могла бы – он проиграет кампанию во Фландрии Морицу Саксонскому, потерпит поражения в ходе Семилетней войны, и его главной победой в жизни навсегда останется разгром якобитов при Каллодене 16 апреля 1746 года. Он продемонстрирует высочайший профессионализм, но расправы над шотландскими кланами, которые последуют после сражения, омрачат лавры его победы. Жестокость, с которой будет подавлено восстание, будет визитной карточкой ганноверской политики в Шотландии вообще, но именно Уильям-Август заслужит репутацию кровавого вешателя и прозвище Мясник. Но все это будет потом.

Людовик XV оставил сонм своих любовниц в Версале и выдвинулся к действующей армии. По прибытии вместе с дофином в Дуэ 7 мая он получил депешу от Морица, в которой сообщалось, что армия неприятеля на подходе к Турне. Отдав приказ гарнизонам Валансьена и Дуэ отрядить подкрепления для его главной армии, он сам поспешил в расположение войск. 9 мая король расположился в Шато-де-Калонн, между Турне и Антьеном. Он проинспектировал армейские магазины и госпитали, попробовал солдатский хлеб и бульон, сваренный для больных и раненых. Затем провел военный совет, на котором идея Морица о полевых укреплениях была встречена критикой ряда высоких чинов, которые утверждали, что французской армии по силам победить союзников в открытом поле.

Людовик XV

Вольтер, лично присутствовавший в королевском лагере в день битвы при Фонтенуа, фактически первый историк тех событий, записал, что приезд Людовика XV и дофина армия встретила ликованием. Мориц Саксонский писал, что «одно его (короля) присутствие стоит дополнительных 50 тысяч солдат». Сам Людовик тоже был в приподнятом настроении – Вольтер утверждал, что король «никогда не был более счастливым, чем накануне боя».

Присутствие короля и соперничество генералов осложняло управление французской армией, но она все же была национальной, в отличии от союзных сил. Армия герцога была коалиционной, и это не могло не накладывать определенные трудности в вопросах коммуникации и взаимодействия.

Британско-ганноверский контингент был наибольшим по численности, поэтому англичане могли назначать главнокомандующего, а присутствие лица монаршей крови лишь закрепляло это право. Республика Соединенных провинций выставила следующий по численности контингент – около 20 тысяч человек во главе с Карлом-Августом, принцем Вальдекским (1704–1763 гг.). Его сопровождал совет из нескольких более старших военачальников, которым кавалерийский офицер голландской армии по фамилии Шлиппенбах дал весьма емкую характеристику: одному было 78 лет и он едва мог сесть на лошадь, второй был настолько тучным, что передвигался не верхом, а в коляске, из которой руководил войсками, третий страдал меланхолией и, вероятно, слабоумием, а четвертый постоянно болел. Этакий голландский аналог «латины, дитины и перины».

Ганноверская пехота

На бумаге голландская армия была сильна – Республика выставила на кампанию в общей сложности 65 тысяч человек (включая гарнизоны), но ее моральный дух был слаб, а боеспособность оставляла желать лучшего. Нидерланды вообще не горели желанием сражаться, они даже не объявляли войну Франции и выставили свои войска лишь в качестве вспомогательных сил, чтобы поддержать Прагматическую санкцию. Австрийцы выставили небольшой кавалерийский контингент, набранный из уроженцев Австрийских Нидерландов, и надеялись, что основные тяготы кампании на себя примут англичане и голландцы. Не то чтобы Мария-Терезия любила загребать жар чужими руками, но у Священной Римской империи была головная боль похуже Людовика – а именно Фридрих II и его пруссаки, которые оккупировали Силезию. В общем, Вене было не до разборок во Фландрии, поэтому присутствие австрийцев под командованием престарелого фельдмаршала Йозефа-Лотара-Доминика фон Кенигсегга (1673–1751 гг.) было скорее символическим.

Численность обеих армий колебалась в районе 50-60 тысяч в каждой, французская армия насчитывала порядка 69 батальонов и 119 эскадронов, союзная – порядка 51 батальона и 90 эскадронов, но на момент сражения все изменится: Мориц будет вынужден отрядить часть сил на помощь Турне и его голландскому гарнизону, а герцог Камберлендский получит подкрепления.

Французская армия была неравномерной по качественному составу – наряду с проверенными войсками в ее состав входили батальоны, недавно набранные из территориальной милиции. К тому же, во французском лагере чувствовалось ощутимое напряжение во взаимоотношениях между высшим командным составом, поэтому Саксонский запретил в день битвы некоторым генералам отдавать приказы на поле боя. На все главные роли он поставил офицеров, которым доверял – вроде датчанина графа Левендаля. В 1743 году Людовик уже обжегся, не решившись доверить верховное командование графу Морицу во время вторжения неприятеля в Эльзас, поэтому накануне Фонтенуа его лучший командир получил карт-бланш.

По воспоминаниям одного из офицеров, накануне большая часть армии была убеждена, что маршал выбрал неверную позицию для битвы – поговаривали, что англичане атакуют их левый фланг, займут мосты ниже по течению Шельды и прорвут блокаду Турне. К чести Людовика, он верно оценил ситуацию и демонстративно выразил главнокомандующему свое доверие словами: «Месье маршал, доверяя вам командование моей армией, я подразумеваю, что все и каждый должны будут подчиняться вам, и я буду первым, кто подаст пример такого повиновения».

Мориц Саксонский

Еще один риск был связан со здоровьем Морица – он страдал от водянки и дважды подвергся хирургическим процедурам, чтобы снизить количество жидкости и снять отек. В дни, предшествовавшие сражению, он передвигался при помощи носилок и испытывал мучительные боли. Маршал понимал, что нельзя показывать солдатам свою слабость, поэтому стоически переносил боль, показательно бодрился и даже привез с собой целый экипаж барышень, которые выглядели то ли как актрисы, то ли как проститутки (репутация распутника и любимца женщин преследовала маршала всю жизнь).

Его личный врач по фамилии Сенак настаивал на сексуальном воздержании графа, утверждая, что это пойдет на пользу его здоровью, и даже дежурил ночами у его палатки, чтобы туда не водили женщин. Все это не давало войскам усомниться в силах командующего и поддерживало веру в него.

Что касается герцога Камберленда, то при нем тоже находилось немало старших и более опытных офицеров, среди который выделялись граф Лигонье – французский гугенот на службе британской короны, и сэр Хамфри Блэнд – известный военный теоретик и опытный офицер. Однако в ключевых моментах сражения главное слово оставалось за герцогом, нередко вопреки советам офицеров. Он не уступал французскому маршалу ни в энергии, ни в личной храбрости, а может, и превосходил в силу молодости, но за спиной Морица был колоссальный опыт, которого не было у Камберлэнда. Если маршал был одним из ярчайших представителей военной мысли своего времени, то военные познания Уильяма-Августа заканчивались на уровне хорошего полкового командира, чего, естественно, было недостаточно для руководства коалиционной армией. И ему предстоял, возможно, самый суровый экзамен в его жизни у признанного корифея военной науки (Продолжение следует).

Автор: Александр Свистунов

Источник