Казанское взятие, часть I
Представляем Вашему вниманию серию исторических заметок на тему покорения Московским княжеством Казанского ханства и других осколков Золотой Орды. Из слабого, раздираемого на часть изнутри и снаружи княжества, Москва постепенно становится собирателем русских земель, скидывает ненавистное иго и одно за другим покоряет окрестные земли. Молодое государство со всех сторон воюет с Польшей, Литвой, Швецией, крымскими татарами, а также более мелкими периферийными странами того времени. Для нормального роста и развития Москва должна была раз и навсегда уничтожить угрозу из степи, покорить ее и взять под контроль. Казанское взятие в XVI веке стало началом превращения Москвы из второсортного регионального государства в великую европейскую державу и имело огромное значение для будущего всей Евразии. Подчеркнем, что борьба Москвы и Казани это не только борьба двух средневековых держав, а борьба двух цивилизаций: европейской оседлой и азиатской кочевой. Во многом эта победа определила будущую имперскую идеологию русского государства и на столетия определила вектор его развития.
Восприятие истории, историческая память – вещь парадоксальная. Иногда воспалившийся национализм раздувает на безрыбье совершенно ничтожные эпизоды в победы воистину титанические. Здесь и великая и ужасная битва под Крутами, в которой с обеих сторон суммарно принимало участие в лучшем случае 4500 человек, здесь блистательные виктории прибалтийских государств, например созданной при содействии немцев эстонской диверсионной группы Эрна, которая сумела совершить только один единственный акт подрыва ж/д путей, прежде чем была уничтожена, и в честь которой в современной Эстонии ежегодно с 1993 проводится военно-патриотическая и военно-спортивная игра, на которой всем участникам рассказывают о том, что эстонцы едва ли не сами отвоевали свою свободу у проклятых советов. Разумеется, более чем достаточно подобных примеров и в государствах дальнего зарубежья, просто приведённые выше примеры для нас несколько ближе к телу. Иной вариант – присвоение себе вполне реальных военных подвигов прошлого, которые к нынешним временам не имеют ни малейшего отношения – и лучший пример здесь претензия итальянской и даже румынской армии на преемственность к славе Рима.
Однако же, в подобного рода государствах победы тщательно выискиваются, их протирают от пыли веков, не просто кладут на полку, но вставляют в оправу высшей пробы пафоса и патетики, а затем выкладывают на всеобщее обозрение, регулярно подсовывая консолидирующую нацию перемогу под нос и старому и малому. В тех же государствах, у тех наций, чья история действительно богата военными успехами, ситуация бывает парадоксальным образом противоположной. Никому не требуется ничего доказывать – ни внешним силам, ни самим себе. Когда вы – один из мировых символов брутальности, победитель, вынесший основную тяжесть боёв в самой большой войне в истории вообще, представления о славном прошлом становятся предельно обобщёнными, размытыми. А там кроются подлинные бриллианты, которые не нуждаются почти в огранке и обработке шершавыми языками – просто достань из сундука специализированных книг и профессиональных дискуссий – и с яркостью звезды засияют на солнце. В этой серии речь пойдёт об одном из таких “бриллиантов” отечественной военной истории – о битве, которую без натяжек и преувеличений можно включить в список важнейших для нашей Родины вообще, а так же – в число самых масштабных баталий своего века – о Казанском взятии.
Что вообще знает об этом средний гражданин? В уме сразу всплывает личность Ивана Грозного – и то скорее не исторического, а комедийно-киношного, который “Казань брал, Астрахань брал, а Шпака – не брал”. Кто-то, особенно из бывавших в Казани, вспомнит о царице Сююмбике, правившей в качестве регентши во время последней войны ханства, и о башне Казанского кремля, носящего её имя. Некоторые могут вспомнить, что в осаде и штурме участвовал в качестве русского полководца князь Васиилий Семёнович Серебрянный-Оболенский, ставший много позже героем романа Алексея Толстого “Князь Серебрянный”. И уже редкие, интересующиеся историей люди смогут припомнить отдельные имена и подробности, но тоже довольно бессвязно: выдающийся инженер Иван Выродков, что-то про немцев, заложивших бомбу с часовыми механизмом, что-то про казаков – но всё без подробностей.
В действительности же речь идёт о событии, которое определило дальнейший ход истории для нашей страны – и не только напрямую, но и косвенно – решения, принимавшиеся непосредственно после победы, заложили основы дальнейшего имперского проекта России, её взаимодействия с народами и территориями, попадающими в её политическую орбиту. Впрочем, о значении – в некоторых отношениях так просто эпохальном, победы над Казанским ханством мы ещё поговорим. А пока что нужно очертить круг – и довольно широкий, предшествующих обстоятельств. Начать же стоит с того откуда вообще взялось Ханство и что оно собой представляло. Сразу оговорюсь, что существует своеобразная, но достаточно сплочённая и хорошо себя чувствующая на национально-республиканской почве Татарстана историческая школа, дающая свои версии многих фактов и событий, но я предпочту держаться в этом отношении традиционной российской линии – с некоторыми своими дополнениями. Чтобы понять, что такое Казань, нужно понять, что такое Иго, а чтобы понять что такое Иго, нужно понять что такое Золотая орда. Появилась она не сразу – и это тоже важно. Русь была покорена не ей, а единым и огромным монгольским государством – вторым по размерам за всю историю мира, а если взять такой дополнительный параметр, как непрерывность территорий, то первым. Нельзя сказать, что монголы не заметили нашего сопротивления – нет, в некоторых случаях оно было весьма приличным и даже делало честь нам по сравнению с кое-какими гораздо более населёнными и сильными государствами, павшими под натиском монголов. Однако, всё равно мы были не более чем эпизодом в великом походе на Запад — к Последнему морю. И вёл монголов в этом походе Бату, известный у нас как Батый – второй сын Джучи – старшего из сыновей Чингисхана, т. е. внук величайшего из монголов. Он дошёл до Адриатики у Сплита, разбив поляков и чехов, венгров и хорватов, его передовые отряды были недалеко от Вены, а с другого фланга приступили к разорению Силезии… И тут он был вынужден быстро свернуть все операции и уйти. Была ли тем самым спасена Европа? Очень возможно, что да.
Но Батый не думал о Европе – он думал о Каракоруме и о предстоящих выборах нового Великого Хана. И здесь самое время кратко пройтись по системе власти и управления у монголов, а так же о том, кто и в какой мере может считаться монгольской знатью. Существует утверждение, что Чингисхан ввёл десятичное деление для монгольской армии: десяток, сотня, тысяча и десять тысяч – тумен, который на Руси превратился в тьму, а его начальник, соответственно, в темника. Это одновременно и верно и неверно. Чингисхан поделил не некую отдельно существующую армию – он поделил всех монголов! Фактически дело выглядит следующим образом: “десяток” – это объединение людей, выставляющих 10 бойцов, то же для “сотни” и так далее. И вот именно этими объединениями и командовали соответствующие фигуры, которые на первых порах очень условно можно считать монгольской знатью. Да, некогда, в самом начале тумены формировались на основе новопокорившихся кочевых племён, но очень скоро мудрый Чингисхан оторвал племенных вождей от корней, начав тасовать командующих между туменами. К моменту смерти первого Великого хана процесс перемешивания зашёл уже довольно далеко, а к моменту Западного похода – ещё дальше. Лишь много позже – через доброе столетие процесс “прорастания” командующих к своим подразделениям зайдёт достаточно далеко, чтобы надёжно начала устанавливаться преемственность от отца к сыну и позиция стала бы наследуемой привилегией. Вообще знать в оседлой цивилизации опирается на землю. При феодализме всё в конечном счёте упирается в объем земельной собственности – в том числе и позиция на знаменитой “лестнице”. Нет, в каждом правиле – свои исключения – бывали бароны с владениями достойными герцогов, бывали герцоги, скатившиеся до среднего барона, но в целом всё было довольно стройно. И даже короля с маленьким доменом зачастую, разумеется довольно благопристойно, но всё же посылал куда подалее его вассал с большим. В кочевом обществе были, разумеется, свои имущественные параметры – число скотины, но в большей мере речь шла просто о том числе людей, которая готова пойти с тобой и за тобой в случае кочевки. В силу этого отношение к знатности рода было в большей мере пропитано мистическим, а не рациональным, что иногда способствовало ослаблению, а иногда – усилению власти. К чему всё это предисловие? К вопросу, который будет принципиально важен даже в середине XVI столетия для наследников кочевого мира – вопросу о происхождении от Чингисхана. Править может только чингизид – таков закон. И был он столь незыблем, что даже самые выдающиеся вожди не принадлежащие к заветному числу потомков Темучжина, не рисковали прямо объявлять себя ханами. Это касается даже величайшего из великих – второго после Чингисхана человека в истории, так сказать, монгольского мира – Тимура/Тамерлана. Всю свою жизнь он так и остался на позиции, эквивалентной более понятному и знакомому нам визирю, при нескольких сменивших друг друга ханах-декорациях. И то же самое – даже не закулисный серый кардинал, а вполне явный правитель, но при живых и “правящих” ханах-чингизидах – темник и беклярбек (примерный аналог всё того же визиря, или великого канцлера) Мамай.
Итак, править должен чингизид. Но какой? И здесь – вторая особенность. Уже после первого Великого хана – самого Чингисхана, началось то, что мы, привыкшие к европейской традиции, едва ли можем назвать иначе, как наследственной чехардой. Преемником отца стал его третий сын Угэдей – причём не вполне ясно по воле отца, ещё при жизни сделавшего такой выбор, либо по утверждению великого собрания — Курултая. Что есть Курултай? Если взглянуть на современные ходульные определения, то речь о некоем собрании “монгольских князей”, которые и выбирали Великого хана. Реальность же такова, что в эту эпоху никаких “князей”, даже закавыченных, ещё не было – были командиры тех самых десятков, сотен и так далее, о которых шла речь выше. Людей, которые были полностью зависимы от своего главного командира – непосредственного потомка Чингисхана, который и производил назначения. Вместе с тем, был ещё один любопытный момент – участвовали в Курултае только действующие командиры – именно по этой причине нельзя было просто послать кого-то из продолжающей Поход на Запад армии.
И вот Батый едет в Каракорум – столицу-ставку. Реально перед Курултаем стояла задача выбрать из числа потомков Чингисхана – другие кандидаты не рассматривались, а значит, все офицеры действуют исключительно в качестве партий какого-то чингизида. Какого? Конечно же, своего верховного командира! Да он и попросту сменит тех, кто внезапно начнёт проявлять хоть тень нелояльности ещё до Курултая. Вот и выходит, что есть определённый круг братьев, а затем дядьёв и племянников, за каждым из которых стоит своя армия и каждый из которых имеет те же права, что и другие. Удивительно не то, что склоки возникли, а что они сразу не разнесли империю. Выход, однако, подсказала сама жизнь. То, что когда-то было мобильными армиями, не имевшими даже по меркам кочевником географической привязки, с окончанием походов, начало привязываться к определённым регионам. Для Батыя и его потомков это был как раз запад империи. Так начала формироваться система улусов. Тот, кто приезжал на очередной курултай сильнейшим составом, а так же кому благоволили советники и жены умершего Великого хана – это тоже играло свою роль, превращался в Великого хана, старшинство которого признавалось всеми. Он мог приказывать другим ханам. Но вот менять их – не применяя к военной силе (и беря на себя соответствующие риски) уже не мог. Слово улус в нашей историографии обычно вовсе не переводят, но в тех случаях, когда перевод всё же даётся, то обычно это довольно корявое и не вполне уместное здесь “государство”. Гораздо правильнее здесь будет владение, тем более, что после первого слова почти всегда шло имя – Улус такого-то. Это могло быть имя действующего хана, могло быть имя основателя, редко – просто имя какого-то выдающегося хана из числа прошлых владельцев (например, хана Узбека), ну а позднее, когда то, что мы знаем как Золотую орду, обрело окончательную самостоятельность, появилось ещё выражение Улу Улус, где Улу – это великий, или великое. Великое владение. Улус Джучи. В этом смысле словосочетание Золотая орда – двойная ошибка. Во-первых, в оригинальных документах эпохи Ига есть только одно слово – просто Орда, лишь потом, когда Орд станет много (об этом разговор у нас ещё впереди), в ретроспективе ту, первую, станут именовать Золотой, подхватив описание из одной описывающей путешествие туда бумаги. Окончательно термин, как и почти все русские исторические термины, закрепится уже в XIX веке. В реальности же речь шла не о стране, а о ханской мобильной ставке, центром которой был шитый золотой нитью большой шатёр, где располагался хан – он то и есть золотая орда.
Что же такое Иго? Почему вообще Русь не вошла в состав монгольской державы напрямую? Мы, конечно, можем тешить себя мыслью об огромной силе русского сопротивления, о той памяти, которую оставил по себе Евпатий Коловрат, об обороне Козельска, но реальность прозаичнее. Монголы периода завоевания были всё же кочевниками – в основе всего – в том числе и военной мощи, лежал скот и его выпас. Основная же часть русских земель того времени лежала в такой климатической зоне и в таких густых лесах, где подобное было почти невозможно. Монголы могли покорить Русь, но не жить там. В этом смысле другой важный пример – это большая часть Сибири, которую иногда на современных картах почти всю закрашивают в монгольские цвета, а иногда меньше, чем не треть. Очевидно, что никаких противников, которые могли бы составить военную оппозицию монголам, в Сибири не было – хану вынуждены были подчиняться все… все, до кого доезжали монгольские эмиссары и сборщики дани, а происходило это, по-видимому, не везде и не всегда. У Руси была, впрочем, существенная разница – она была более развитой, более населённой, более крепкой. Если в Сибири те племена, которые жили в с лишком холодной для скотопасов зоне, могли заплатить дань и жить сравнительно вольно, то Русь монголы здраво решили контролировать. Как? Через систему ярлыка на великое княжение, и, в меньшей степени, ярлыка на русскую митрополию. И если митрополита всё же подбирала сама церковь, а хан утверждал, то Великого князя Владимирского назначала Орда – и умело стравливала меж собой претендентов. Подчёркивалась красной нитью мысль, что куда проще, безопаснее и удобнее, чем копить военную силу и строить крепости, потратить часть этих средств на выражение лояльности хану. Крепости всё равно будут разрушены, если хан пожелает, а так – никакого риска, хан велик, грозен, но милостив. Так это работало довольно долго – самые хитрые из отечественных князей – князья Московские, тоже сообразили, что деньги иногда дают больше власти, чем мечи. Они были, пожалуй, самыми лояльными к Орде в течение долгого времени – и они же в итоге покончили с Игом, накопив золота и авторитета, дождавшись, когда Орда ослабнет.
Само по себе Иго было одновременно и тяжелее, и легче, чем, например, если бы Русь стала вассалом европейского государства той же эпохи. Монголы действительно брали деньги и не лезли в душу. Причём изначально и деньги то брали больше в символическом отношении. Здесь снова нужно подчеркнуть разницу между оседлым и кочевым миром. Дань не очень то и нужна классическим кочевникам – им негде тратить своё золото. Старые волжские торговые города, вроде Булгара, после первой атаки монголов на долгое время кончились, а новые ещё не возникли – занятая область и так никогда не была местом расселения крупной оседлой культуры. Кочевникам негде не только расходовать, но и хранить большую казну. Возить с собой? Зарыть в поле? Нет. Дань – это прежде всего символическое признание подчинённости. В Европе побеждённый платил победителю, но один раз, одну сумму – контрибуцию. И пусть сама выплата могла растянуться на много лет, но сумма была конечной. Вассал мог что-то выплачивать своему сюзерену, а мог и наоборот получать – отношения всегда были взаимообратными. Данник хана платил потому, что признавал верховенство.
Обычно – не такие уж страшные суммы. Но подспудно подразумевалось, что он – в полной власти повелителя, и если тому вдруг понадобится больше, то он приедет и возьмёт – пусть даже вообще всё. Редко, но случалось и такое, особенно если хана прогневить.
Так было на начальном этапе, но времена менялись. Монголов было мало на ту половину континента, которую они заняли, они растворялись среди завоёванных, ассимилировались культурно и фактически. Быстрее всего, конечно, в тех местах, где уже были великие оседлые государства. Прежде всего, в Китае. Фактически, монгольская империя, как даже формально единое государство прекратила существовать после того, как улус, где находилась первоначальная территория расселения монголов и ставка Великого Хана стала по своей сути новой инкарнацией Китайской империи, только с монгольской династией во главе.
Иван Мизеров