NYT: Царь проявил себя нерешительным правителем

В столетнюю годовщину  февральской революции 1917 г. публикуем архивную статью The New York Times от 18 марта 1917 года, отражающую взгляд современников на эти эпохальные события. 

Российский царь Николай II отрекся от престола в результате либеральной революции. Он был вынужден поступить так потому, что не хотел или не мог упрочить свои властные позиции для успешного ведения заграничной войны. Если бы Николай умер три года назад, то, вероятно, вошел бы в историю как человек, созвавший первую Гаагскую конференцию и давший России ее первое конституционное правительство.

Хотя данный парадокс не настолько велик, как кажется: весь путь Николая II как императора свидетельствует о нем как о человеке самых лучших побуждений, но нерешительного характера; не очень сведущего, по натуре своей легко поддающегося влиянию других людей, характер и мотивы которых он не подвергает критическому анализу; это слабый и робкий человек, который изредка собирается с силами, чтобы сделать какой-то решительный шаг, и это настолько истощает его внутренние ресурсы, что потом на долгое время оставляет слабым и беспомощным.

Николай взошел на трон первого ноября 1894 года после 13 лет реакции, установившейся в период правления его отца Александра III. По своему нраву и устремлениям Николай, похоже, занимает срединное положение между отцом и дедом, убитым Александром II. Как и его отец, он твердо верил в самодержавие; при этом ему почти не были присущи либеральные наклонности, из-за которых убийство его деда в 1881 году стало самой большой неудачей русского либерального движения. Однако для того, чтобы продолжить курс жестких репрессивных мер, начатый его отцом, Николаю не доставало темперамента, а возможно, и власти.

Смягчает репрессивные меры

Вместо этого в первые годы правления он показывает себя снисходительным и мягким императором — скорее мечтателем, не склонным проявлять живой интерес к государственным делам, и отчасти мистиком, но тем не менее умеренным и доброжелательным правителем. Франко-русский союз, который Россия заключила при его отце, превратился в крепкий альянс; репрессивные бюрократические и полицейские меры, нанесшие столь серьезные удары по революционным партиям в предыдущие десятилетия, были смягчены, и наконец в начале 1899 года самодержавный правитель одной из крупнейших в мире военных империй берет на себя инициативу по созыву конференции для обсуждения вопросов разоружения и создания арбитражного суда.

Вероятно, человек иного склада уделял бы больше внимания попыткам урегулировать то, что являлось предметом наиболее важных международных споров. Но политика никогда особенно не интересовала царя. Он созвал Гаагскую конференцию. Мысль эта принадлежала не ему; как и в случае многих других значимых поступков, совершаемых им в жизни, он предпринимал немедленные и решительные действия, которые позволяло ему его положение, вдохновившись идеями других людей.

Хотя очень скоро всем стало ясно, что надежды, питаемые энтузиастами Гаагской конференции, не осуществятся, это мероприятие, без сомнения, способствовало разрешению других вопросов — если не разоружения, то арбитража.

Война с Японией

Между тем Россия постепенно начинала склоняться к войне с Японией. В феврале 1904 года действительно вспыхнула война, и нарастающая катастрофа ввиду некомпетентности или недобросовестности властей не только временно разрушила репутацию России как великой державы, но и обострила разногласия внутри российского общества, которые неявно назревали на протяжении многих лет. Всеобщая забастовка в 1905 году в Петрограде была первым знаком того, что революция не за горами; между тем деморализация русской армии и бюрократия были настолько сильны, что наблюдатели сравнивали тогдашнюю Россию с Францией 1789 года. Опасаясь участи Людовика XVI, царь спешно издал указ от 30 октября, который обещал создание представительной ассамблеи и другие реформы, сформулированные довольно туманно.

Последствия оказались роковыми как для либералов, так и для царя. Первые две Думы избирались путем довольно либерального голосования и имели ярко выраженный радикальный характер. Они желали большего, чем могло позволить себе какое-либо законодательное собрание в какой бы то ни было стране; а их созыв дал бюрократам возможность вновь воспрянуть духом. Перспективе либерального законотворчества в Думе помешали восстания матросов и солдат в Кронштадте и Севастополе и уличные столкновения в Москве в 1905 году. Подавление каждого из этих мятежей упрочило позиции консерваторов в правительстве, а боязнь потерять жизнь или имущество во многом заставило тех, кто придерживался умеренных взглядов, отшатнуться от революции.

В результате по прошествии примерно одного года Дума была распущена. Революция, за отсутствием лидеров и организации, ослабленная отступничеством умеренных депутатов, которые надеялись обрести в лице законодательного органа все, в чем нуждалась Россия, свелась к эпидемии спорадических убийств. А царь, который в начале своего правления выступал если и не либералом, то уж точно не суровым реакционером, кажется, всерьез опасался возможностей установления народного правительства. Когда в 1907 году была созвана третья Дума, выборы в нее проходили на основе ограниченного голосования, и носила она ярко выраженный консервативный характер. Русская революция вновь оказалась подавлена, и в ближайшие годы ей было уготовано стать разве что предметом вдохновения для молодых писателей.

Положение Николая как правителя империи с символическими либеральными учреждениями, фактически находившимися в руках реакционеров, и без того трудно было назвать прочным, когда события на Балканах круто изменили ход российской истории. Те, кто выступал за соглашения с Австрией и активную политику на Дальнем Востоке, в ответ получили победу Японии. Теперь провозглашение Болгарией независимости, а затем аннексия Австрией Боснии и Герцеговины подорвали влияние России среди южных славян.

Войны в тот момент удалось избежать благодаря решающему вступлению в конфликт германского императора на стороне Австрии, и, как весьма правдоподобно сообщают, Николай никогда не мог забыть его «появления во всем блеске оружия».

Когда на последней июльской неделе 1914 года немцы вновь пришли на помощь Австрии, одной из наиболее веских причин российской решимости воевать, если того потребуют обстоятельства, считалось настойчивое требование императора не дать немцам вновь обвести Россию вокруг пальца.

Разногласия внутри страны обостряются

В России вновь стал назревать внутренний раскол после того, как балканские войны наконец нарушили хрупкое равновесие, сохранявшееся в Европе с 1878 года. Империя находилась на пороге всеобщей забастовки, когда в 1914 году разразилась война. В то время, по сообщениям, император выступал в качестве мощной силы, убеждавшей русских, что, если кто-то и рассчитывает выиграть на стратегии блефа, то это должна быть Россия.

Здесь Николай предстает поборником национальных и славянских устремлений; в телеграммах к германскому императору и королю Великобритании Георгу перед самым началом войны он настаивает на невозможности приостановки мобилизации. А когда война действительно началась, 15 августа 1914 года он издал знаменитый манифест, в котором в качестве одной из целей России в войне заявлялась самостоятельность объединенной Польши. Позднее вышел еще один его манифест, с которым связывали свои надежды евреи. Пока что Николай следовал базовым принципам российского либерализма: противостояние германской агрессии, продвижение небольших славянских государств, либеральное отношение к подчиненным народам внутри империи. Однако уже через два года он будет вынужден отречься от престола.

Объяснение тому, очевидно, следует искать в интригах, которые плелись при дворе и в ближайшем окружении царя и были сопряжены с суеверием, мистицизмом и жестокостью, которые во многих кругах клеймили как примету Востока; что, как говорили, могло произойти только в России. Хотя надо признать, что политика окольных путей при российском дворе отличается от небезызвестной ситуации в Англии и Германии только степенью, а не сущностью, и на нее время от времени намекают страны, республиканские по определению и форме.

Элемент «темных сил»

Усилившееся влияние при российском дворе «темных сил», против которых борется либеральная революция, кажется, во многом обусловлено складом характера и личными отношениями самого Николая. Предательство с самого начала было распространенным явлением среди широкой прослойки балтийской аристократии, которая занимает многие высшие государственные посты и имеет еще больше придворных чинов. То, что этого влияния, по всей видимости, было достаточно, чтобы не один раз парализовать волю императора, возможно, связано с императрицей, психологической реакцией Николая на революцию 1905 года и его религиозным мистицизмом.

Российская императрица Александра Федоровна была принцессой Алисой Гессен-Дармштадтской. Несмотря на отсутствие каких-либо явных скандалов, связанных с Императорским Домом, на протяжении многих лет ходили слухи, что она несчастна при российском дворе, что по характеру они с мужем не подходят друг другу. Когда началась война, стали высказываться суждения, даже в некоторых союзных России странах, о том, что императрице импонировала та часть знати немецкого происхождения, которая рассматривала победу Германии как не самый худший вариант исхода войны, ставшей для русского народа борьбой за отечество.

Общепризнано, что со времен мятежей, последовавших за японской войной, император стал как никогда бояться либерализма и утратил к нему доверие, и для него также не могли не стать своего рода предупреждением растущее влияние Думы и свидетельство того, что российская победа, взятие Константинополя, должна принести с собой скорее либеральные реформы, нежели независимость Польши и устранение ограничений для евреев.

Также считают, что император боялся, что успехи на поле боя могут вызвать отчуждение русского народа от его собственной личности, которая никогда особенно не захватывала воображение и не порождала бессознательного энтузиазма, и сделать национальным героем его дядю, великого князя Николая Николаевича, который командовал армией в первый победоносный военный год.

Но еще более сильное влияние на царя, если основываться на убеждении, ставшем почти что неоспоримым фактом, имел монах Распутин, последний в длинной череде чудотворцев, которые оказывали на царя могущественное воздействие. Именно в этой области более всего проявились восточные черты Николая и восточные стороны принятых в его стране церковных обрядов. В присутствии монаха, который заработал себе репутацию старца, он казался таким же доверчивым, как простой мужик.

Царского фаворита француза Филиппа Ландара сменил монах Феофил, за тем последовал Илиодор, «сумасшедший монах» из Царицына; и наконец появился Георгий Распутин, который, согласно распространенному мнению, получил влияние на императора, пользуясь безраздельным доверием царицы.

Лишь в январе Распутин был убит в Петрограде небольшой группой либерально мыслящих аристократов, в круг которых, по сообщениям, входил и великий князь. Убийцы Распутина понесли наказание — хотя не столь серьезное, как можно было ожидать — а либеральная партия, которую они представляли, подверглась притеснениям. Похоже, именно эта реакция стала для Николая роковой.

Есть целый ряд свидетельств того, что за душу императора боролись самые разные силы. Его твердая поддержка народной борьбы против немцев и защита реформ, к которым призывали либералы в начале войны, периодически сопровождались доказательствами того, что он мог бы избавиться от «темных сил», осаждавших его дворец. Наиболее значимое событие произошло в сентябре 1915 года, когда после четырех месяцев бедственного положения русской армии на фронте царь перевел великого князя Николая на Кавказ и лично взял на себя — пусть и номинально — командование войсками.

Этот шаг стал для русских людей ярким свидетельством того, что их царь с ними, что все же это была его война и их война, война за Святую Русь. Но в итоге недоверие к либералам, боязнь того, что может сделать народ, а также влияние императрицы, балтийских немцев и Распутина, кажется, перетянули царя на сторону тех, кто считал, что победа Германии есть меньшая из зол.

Внешне Николай во многом схож со своим кузеном королем Георгом. Что касается личных качеств российского императора — если не брать в расчет его благодушное стремление приносить пользу — его суеверность и легкость, с которой другим удавалось завладевать его мыслями и чувствами, то здесь мало общего. Николая считали слабым и робким; и свидетельство греческого принца Георга, который собственными глазами видел, как на царя было совершено первое покушение в Киото в 1891 году и как, по его словам, «Ники пытался скрыться [от японского фанатика, напавшего на него с саблей], перебегая из одного магазина в другой», кажется, служит справедливым предсказанием характера, не наделенного достаточной силой, чтобы принадлежать императору великой нации, участвовавшей в войне 1914 года.

Источник