EN
Казанское взятие, часть V
В прошлой части мы остановились на том, что Мухаммед-Амин, оказавшись по собственному мнению в позиции загнанной в угол крысы, решил укусить ту руку, которая и дала ему недавно престол города.
Всё происходило очень быстро – 24 июня состоялось фактическое объявление войны с арестом послов, а уже 30 августа татаро-ногайское войско перешло Суру и оказалось перед посадом Нижнего Новгорода, который немедленно и сожгло. Город был не готов к обороне, да и в целом вся страна с этого направления. Мы уже успели привыкнуть к той мысли, что угроза с востока перестала быть актуальной, что Казань больше не представляет опасности. Да, в самом городе могут бороться партии – и тогда нужно дипломатией, или вооруженной рукой поддержать более выгодную, но всё равно инициатива прочно за Русью, за Москвой. И, зная это, Иван III разворачивает все силы государства против врага на западе – против Великого Княжества Литовского. Мы воюем – много и успешно. Последняя война окончилась весной 1503 – но мир непрочен – и все те войска, которые есть в наличии у великого князя (а надо понимать, что постоянных то войск ещё почти нет – не та эпоха, слишком дорого, слишком трудно, военную силу мобилизует знать) находятся у западных границ. Кто-то, конечно, находится в самой Москве, кто-то стережёт южную степь – Крым вроде ещё пока друг, но уж очень неразборчиво хищный. Сколько-то сил нужно держать для надёжности в Великом Новгороде, покорённом, но сохранившем известный потенциал и волю к сепаратизму. Ну а в Нижнем Новгороде войск почти не было.
Так начинал Мухаммед-Амин: «И великий князь Иван Васильевич всея Руси царя Магамет-Амина по своей воле посадил на царство в Казани»
Теоретически дело могло бы спасти стремительное перебрасывание сил из Москвы, или мобилизация князей и бояр – но и здесь всё было очень неудачно и несвоевременно для обороняющихся. Дело в том, что великий князь Иван III – тот, кто выстроил могучую систему личной власти, стал уже по сути царём во всём, кроме названия, объединивший страну и задушивший феодальную вольницу, единственный в силу им же выстроенной системы человек, который мог заставить быстро крутиться колёсики в машине отпора врагу, был болен. Хуже того – был при смерти. И все это знали. Он заболел ещё в 1503 – и с тех пор уже всё меньше правил и всё больше лечился и ездил на богомолье. К описываемому времени он ослеп на один глаз, наступил частичный паралич одной руки и одной ноги. Не великий правитель – развалина. Однако же ему оставалось сделать ещё одно важное дело – передать власть сыну так, чтобы он воспринял не просто титул, но всю полноту нарождающегося самодержавия. Великий князь Иван III скончался 27 октября 1505 года, но уже летом его дееспособность во всём, что не касалось процесса передачи власти, была минимальной. Так что на восточных пределах Руси ситуация сразу сделалась критической. Татар было ещё и довольно много – порядка 60 000, из которых 40 тыс. — казанцев, 20 тыс. — ногайцев, во главе с сыном ногайского бия Ямгурчи, братом ханши Каракуш.
Сам город, впрочем, был укреплён весьма неплохо – имелись огнестрельный орудия на стенах, хороший запас на случай осады. Но всё это ничего не меняло при том главном пункте, что у воеводы Ивана Васильевича Хабар-Симского было просто слишком мало людей, чтобы всем этим воспользоваться. Татары готовили штурм… И вот в этой ситуации он нашёл единственно верное решение – такое, которое, к слову, развенчивает ещё и несколько вредных мифов, характерных для современной историографии некоторых сопредельных стран. Какой? В последнюю войну с Литвой, которая, кончилась, как уже было сказано, весной 1503, Москва одержала ряд побед, одной из которых была победа в Ведрошской битве. В Нижнем Новогороде находились литовские пленные, которые ожидали заключения окончательного мира между великими княжествами и возвращения домой. В подавляющем большинстве эти пленные, как ив целом население ВКЛ, были русскими и православными, а потому без лишних колебаний воевода Хабар-Симский… освободил их и выдали им оружие для совместной обороны от татар. И они не только приняли это оружие, но и действительно в полной мере и без коварства и хитрости на уме присоединились к обороняющимся, хотя по логике авторов из некоторых замечательных свидомых и незалежных школ должны были броситься на Симского, а потом открыть казанцам ворота.
Был, конечно, ещё и тот момент, что татар наверняка угнали бы пленных в рабство и продали их – так что литовцы защищали ещё и лучную свободу, но всё равно нигде не отмечается хоть какой разницы между тем, как воевали бывшие пленные и пленители. Война великого княжества Московского и Великого княжества Литовского была войной различных княжеств, пытавшихся с запада или с востока собрать единую Русь – и ею бы и оставалась, если бы не Унии – династическая с Польшей и особенно церковная.
Но вернёмся к войне с татарами. Появление на стенах подкрепления, которое деятельно стало обстреливать подступивших слишком близко и чересчур расслабившихся казанцев и ногаев, попутно прикончив одного из ногайских мурз, резко изменило обстановку. Быстро стало ясно, что слабин в стенах нет, а защитники теперь контролируют все участки. Некоторое время город попытались подержать в осаде, но скоро поняли, что и с запасами всё тоже вполне благополучно – и не солоно хлебавши вынуждены были отступить обратно в Казань при первых сведениях о том, что против татар начали собирать большую армию.
А её действительно собирали и она действительно была большой. Страх от внезапного удара смешивался с возмущением и яростью от измены и ареста послов, а поверх всего было ещё и прагматическое понимание, что в условиях начинающейся активизации политики на Западе просто необходимо развязать себе руки и обезопасить тыл на Востоке. А потому карать казанцев решили очень серьёзно. В источниках речь идёт о 100 000 человек, собранных уже великим князем Василием III. И да, пусть мне скажут, что это преувеличение – очень возможно. Но факт в том, что войск было много. Были задействованы и войска князя, и войска знати, и касимовские татары.
Предполагалось, что контрудар будет нанесён немедленно, но войско, собранное у Мурома, так и не двинулось с места. Причиной стали некие загадочные “беспорядки” в войске. По всей видимости, впрочем, речь идёт не о беспорядках среди самих ратников, а несогласие среди командующих – именно вопрос о выборе командира, надо думать, стал причиной, по которой было упущено столь ценное время. В самом деле, кто мог им быть? Им мог стать князь Василий Данилович Холмский – воевода и сын воеводы – его отец Даниил Дмитриевич Холмский уже сражался некогда с казанцами и бил их (об этом говорилось в одной из предыдущих частей). Это был военный-профессионал, но без политического веса. Во главе похода мог стать (пусть и по форме) один из касимовских “царевичей” – вечных претендентов на роль хана – в этом случае налицо было бы повторение стратеги периода первого взятия Казани. И был ещё один вариант – сугубо политический – он то и воплотился в реальности…
Общее командование войском было поручено брату утвердившегося на престоле Василия III- Дмитрию Ивановичу. И дело было явно не в военных дарованиях великокняжеского брата – до этого ещё Иван III поручал сыну возглавить поход на Смоленск в 1502 году – и поход под его руководством не принёс ожидаемой победы, впрочем, не был и полностью провальным. Нет, дело было всё же в другом. Одним пунктом, конечно, была символическая значимость. Только-только занявший трон Василий осмотрительно не рискнул идти в поход сам – была ещё памятна история с другим Василием – Тёмным, которого всё страной вытаскивали из казанского плена, но всё равно значимость предстоящего наступления была жирно и явно подчёркнута. У нас нет точных данных, но вполне возможно, что в качестве цели ставилось уже не подчинение Казани с поставкой в ханы нового промосковского претендента, а полное покорение. Другой же стороной медали, так же очень вероятно было некое политическое соглашение между братьями. Дело в том, что согласно духовной грамоте почившего Ивана III, великокняжеский трон переходил к Василию Ивановичу, а прочие сыновья Ивана получали удельные города, и, хотя удельная система фактически восстанавливалась, она значительно отличалась от предшествующего периода: новый великий князь получал куда больше земель, прав и преимуществ, чем его братья. Особенно заметен контраст с тем, что получил в своё время сам Иван. И уважив брата, сделав его командиром в столь значимом предприятии, Василий сглаживал углы.
Василий III на французской гравюре Андре Теве
Так или иначе, но поход начался в апреле 1506 года. Как и всегда войск и маршрутов было два – основное, судовое войско пехоты шло по рекам – его возглавил сам Дмитрий Иванович и воевода князь Фёдор Иванович Бельский. Меньшая конная рать шла сухим путём под командованием князя Александра Владимировича Ростовского. Суда прибыли к Казани 22 мая, и Дмитрий Иванович приказал немедленно высадиться из судов и атаковать город пешим строем. Более опытный полководец, возможно, мог бы себе это позволить и сыграть в такую рискованную игру – сразу запереть татар в городе, обложить их – и тогда преимущество русских в численности будет играть роль, а недостаток манёвра – нет. Неопытному княжичу было лучше укрепиться на берегу у ладей и дождаться конницы. Но Дмитрий Иванович сперва принял решение атаковать, а потом то ли помешкал, то ли позволил ввести себя в заблуждение, но ещё до того, как рать оказалась под стенами татары смогли вывеси из города своё конное войско. Пехота завязала бой с русскими непосредственно под стенами, опираясь на стрелков, стоящих на них, начала отступать, прогибаться, подаваться назад…
И тут выяснилось, что в тыл атакующим уже несётся отборная кавалерия, а что ещё хуже – она уже отрезала рать от ладей и воды. В результате в русских войсках возникла паника, похоже неопытный Дмитрий или не смог вдохнуть в войска второе дыхание и установить порядок, или был в числе напуганных и паникующих сам. В любом случае русские потерпели серьёзное поражение: многие были побито, немало взято в плен, многие утонули в Поганом озере. И всё же до конца управляемость утрачена не была. Кто-то из воевод сумел сорганизовать людей, да и до того не все успели высадиться — часть войска на судах оставалась неподалёку от Казани, поэтому разгром нельзя было назвать полным. Сперва оборона обрела устойчивость, затем был разбит лагерь. Поражение было чувствительным, но не фатальным – сила ещё была. А главное – была конная рать, ещё даже не дошедшая до поля битвы. Наконец, узнав о неудаче, Василий III стал собирать новую армию, приказал отправиться с ней к Казани князю Василию Даниловичу Холмскому, наиболее выдающемуся русскому полководцу, и другим воеводам, а брату Дмитрию приказал, чтобы до прибытия Холмского не приступал вторично к городу.
Но когда 22 июня к Казани подошла конная рать во главе с князем Ростовским, Дмитрий не счел нужным медлить долее и повел опять войска к городу — видимо желая победой смыть пятно предшествующей неудачи со своей репутации. Как мы помним, в истории предшествующих войн с Казанью были примеры успешных инициативных действий вопреки приказу – но Дмитрий едва ли был тем, кто мог лучше и точнее оценивать обстановку – и предшествующая битва это показала. Итогом самодеятельности стал разгром. Детали его до конца не ясны – встречаются какие-то странные полулегендарные сюжеты, включающиеся в себя не то ярмарку, не то специально оставленные под стенами города столы со снедью, которые отвлекли на себя внимание атакующих, которые потом оказались бессильны против контрудара. В случае первой битвы такой сюжет ещё мог бы иметь какое-никакое право на существование, но когда речь шла об уже обложенной Казани вообразить себе появление (надо думать посреди ночи) яств и вина, да ещё и то, что они не вызвали никаких подозрений – это просто невозможно. Вероятнее всего, в общем и целом ход боя был аналогичен предыдущему – только результат ещё хуже. В этот раз казанцы не дали закрепиться разбитым, не позволили им оправиться – войска оказались вынужденными бежать с территории ханства при неуклонном преследовании татарской конницы – а в таких боях татары знали толк. Из 100 000 (хорошо, пусть меньшей, но значительной цифры) под натиском 50 000 казанцев сумело спастись и вернуться не более 7000 – в их числе и злополучный Дмитрий. Командовать войсками ему больше не доверят никогда. Сам князь с большей частью оставшегося войска смог отойти в Нижний Новгород; а другой отряд русского войска под командованием татарского царевича Джаная и воеводы Фёдора Михайловича Киселёва пошёл к Мурому, был настигнут на дороге казанцами, но всё же отбил их нападение и благополучно достиг Мурома.
Казалось бы в этот раз победа в войне осталась за Казанью – но вот сам Мухаммед-Амин так не считал. Русь быстро оправлялась. Некогда хан почувствовал себя загнанным в ловушку – и из последних сил взбрыкнул – а теперь загоняемой себя ощущала уже Русь – и принимала меры. В кратчайшие сроки собиралась и готовилась новая армия на базе тех сил, что так и не успели подойти к Казани под руководством князя Холмского, тех, кто спасся из похода и, наконец, новых сил феодального ополчения. Хан понимал, что две крупных победы были во многом случайным результатом того, что войско вёл не тот человек – и больше такого не повторится. А вот тот факт, что казанцы и близко не смогли даже с первого налёта взять хоть бы и одного города – вот это было серьёзно и симптоматично. Ханство всё более сосредотачивалось в городе, а город становился всё более торговым, что означает, что долгая война была априори невыгодна ему. Наконец, Мухаммед-Амин никогда не отличался большой личной храбростью – и, видимо, понимал, что затянись борьба – и степень ожесточения возрастёт радикально. В случае взятия города персонально его ожидает крайне печальная судьба. Сейчас же свою задачу он решил – радикально укрепил собственно власть, как по отношению ко внешним, так и к внутренним силам – он более не всецело помыкаемый Москвой дважды изгоняемый и презренный хан, а хан – победитель русских ратей. Одним словом, казанский хан Мухаммед-Амин не стал дожидаться нового похода и в марте 1507 года прислал в Москву посла Абдуллу с предложением мира на довоенных условиях. При этом он обещал отпустить всех пленников, включая посла Еропкина-Кляпика. Условия мира отвечали интересам Василия III, так как обстановка на Западе требовала сосредоточения сил на этом направлении – уже в том же 1507 начнётся новая война с Литвой. Мира хотели все –оставались только вопросы формы, а значит престижа. Русское правительство выдвигало непременным предварительным условием начала мирных переговоров освобождение посла Еропкина-Кляпика. Казанская сторона обещала освободить всех членов русского посольства уже после заключении мира. Мирные переговоры в итоге начались на этих условиях. Шли они с 17 марта 1507 г. до середины декабря, попеременно в Москве и в Казани.
От Москвы в переговорах принимали участие: посольский дьяк и гонец Алексей Лукин, окольничий и боярин Иван Григорьевич Поплевин, дьяк Якул (Елизар) Суков. Со стороны Казанского ханства переговоры вёл: князь и посол Барат-Сеит, чиновник ханского Совета Абдулла, бакши Бузек. Договор был подписан 8 сентября 1507 г. в Москве и 23 декабря 1507 г. в г. Казани. По договору восстанавливался status quo — «мир по старине и дружбе, как было с великим князем Иваном Васильевичем» и возвращались, что особенно важно, счастливо избежав рабской участи русские пленные, хотя кое-кого всё же успели продать до января 1508, когда состоялось оговорённое возвращение.
Таким образом, несмотря на победы казанцев единственным итогом войны стало укрепление лично Мухаммед-Амина – вассальный статус ханства сохранился – и можно было подумать что если всё осталось так после битв и испытаний, то теперь это уже навсегда. В 1510—1511 гг. при посредничестве ханши Нур-Султан и её пасынка Сахиб-Гирея (будущего крымского хана) Мухаммед-Амин заключил новый, дополнительный договор с Василием III, ещё раз признав его верховенство. Правил он теперь спокойно и уверенно до самой смерти в 1518 год. Возобновилась торговля. Казань опять начала расти и богатеть. На всякий случай были укреплены и перестроены стены Нижнего Новгорода.
Таким образом, несмотря на победы казанцев единственным итогом войны стало укрепление лично Мухаммед-Амина – вассальный статус ханства сохранился – и можно было подумать что если всё осталось так после битв и испытаний, то теперь это уже навсегда. В 1510—1511 гг. при посредничестве ханши Нур-Султан и её пасынка Сахиб-Гирея (будущего крымского хана) Мухаммед-Амин заключил новый, дополнительный договор с Василием III, ещё раз признав его верховенство. Правил он теперь спокойно и уверенно до самой смерти в 1518 год. Возобновилась торговля. Казань опять начала расти и богатеть. На всякий случай были укреплены и перестроены стены Нижнего Новгорода. Первая война с Литвой, обещавшая быть тяжёлой, в реальности оказалась короткой и по существу ничейной – нужный силы опять были перекинуты с Востока на Запад. Ну а в следующую войну – 1512 – 1522 Русь одержит важнейшую, можно даже сказать великую победу – будет занят Смоленск и окрестные земли. Занят – и превратится в крепкий и надёжный замок на двери, ведущей с западных границ к Москве. Но перед этим будет год – страшный, полный испытаний, а может и вовсе один из самых тяжёлых в истории Руси-России. 1521- в этом году на Русь едва не вернулось во всей буквальной и полной силе Ордынское Иго. Как и почему это случилось – и какова здесь была роль Казани – в следующей части.
Казанские воины
Здесь же – скромная затравка. Итак, Мухаммед-Амин умер в 1518. Умер не оставив по себе сыновей. Прямая линия, исходящая от основателя – Улу-Мухаммеда пресеклась – и Казань, вполне лояльно и в духе договоров и установлений прежних лет испросит у Москвы нового хана. Им становится Шах-Али (или Шигалей из русских летописей) – правитель Касимовский и один из самых лояльных татар на русской службе. В 1519 году он был официально приглашён на казанский престол аристократией ханства во главе с авторитетным аристократом и серым кардиналом казанской политики Булатом Ширином – по видимому являвшимся лидером “прорусской” партии. В целом же, конечно, постановка Шах-Али на престоле произошла по настоянию и воле Москвы. В апреле 1519 при церемонии постановки на престол присутствовали русский посол Фёдор Карпов и воевода Василий Юрьевич Поджогин, который прибыл в Казань с военным отрядом. Т. е. хан ставился на штыках. Это был явный недостаток дипломатической мудрости – вместо того, чтобы продемонстрировать силу поддержки новой власти такие демонстрации снижали её легитимность. С прошлой войны казанцы знали что этих русских можно бить и гнать. Выпад 1507 не принёс формальной воли, но вернул ощущение достоинства тем, кто его не ощущал. Теперь оно вновь пропадало. Хуже всего было то, что Шах-Али был молод – он родился в 1505, т. е. ему было всего 14 лет.
Понятно, что реально за него правили советники – и понятно, что в первую очередь это были русские советники – надо думать, что ни для кого это не могло быть сюрпризом. Но вновь всё было слишком открыто. Если расчёт был на то, чтобы напугать, то в реальности вместо этого действия посла Карпова раздражили и консолидировали все антирусские силы. Но едва ли они бы вступили, если бы силы Москвы не были скован на западе (повторим, шла война с Литвой – большая и серьёзная), а главное – если бы не было образца. А он был – в эти годы стремительно и страшно возвышался Крым, становясь на тот путь, который сделает его, пожалуй, главной бедой Руси-России на добрых полтораста лет. Ещё в 1502 году именно крымцы уничтожили Большую орду – и тогда же по смутным династическим правам, а главное – по праву оружия переняли все регалии, права и претензии Большой орды, а через неё – старой Золотой, Улуса Джучи. Ещё до того Крым завязал тесные связи с великой силой Востока – с османами. И, оставив в стороне политику, религию и высокие слова в главной, экономической основе союза лежало одно – работорговля…
Предыдущие части