EN
БИТВА ПРИ ФОНТЕНУА, ЧАСТЬ III
Продолжение повествования об одной из самых грандиозных битв в истории Европы.
День славы
Ночь перед сражением была короткой – построение союзной армии было назначено на 2:00 утра, и к тому моменту, как начало светать, все полки уже приняли боевой порядок. В 4:00 герцог Камберленд проскакал вдоль всей линии на самый край правого фланга, где обнаружил редут д’Э, прикрывавший край леса Барри. В тот момент он, должно быть, недобрым словом помянул свою давешнюю беспечность, из-за которой не обратил должного внимания на лес. Теперь весь план атаки нужно было спешно пересматривать, поскольку редут угрожал флангу правого крыла англичан.
Тут же герцог устроил блиц-совещание с другими командирами, в ходе которого было принято решение – одна английская бригада атакует редут и ликвидирует угрозу, в это же время голландцы атакуют Фонтенуа и Антьен. Когда все три этих опорных пункта будут заняты, британская и ганноверская пехота обрушивается всей мощью на французские позиции между Фонтенуа и лесом Барри и сминает центр обороны неприятеля. Успех данного маневра зависел от фланговых атак, которые предусмотрел герцог.
Атаку справа он доверил полковнику Джеймсу Инголсби, который обладал хорошей репутацией и пребывал в числе любимчиков герцога. Как впоследствии записал Лигонье, «идея атаки на форт вблизи леса целиком и полностью принадлежала Его Высочеству, и он избрал для этого бригадира Инголсби как человека, в котором был уверен».
Инголсби получил в распоряжение бригаду, состоявшую из 12-го и 13-го пехотных полков, полка Черной стражи и ганноверского полка Бошлангера. То, что последовало за этим, имело настолько существенное значение для хода всей битвы, что стало предметом разбирательства военно-полевого суда, который усмотрел в действиях полковника неподчинение приказам вышестоящего командования. Он имел недвусмысленный приказ от Камберленда «наступать на французскую батарею, не вступать в перестрелку, но захватить пушку, если это возможно». По свидетельству очевидца, капитана Боскауэна, его бригаду должен был сопровождать отряд артиллеристов, которым надлежало «развернуть орудие на неприятеля, если это возможно, если нет – заклепать его».
Инголсби выдвинулся в 6:00 утра, но вскоре остановился перед Везоном у дороги, которая уходила левее, к кромке леса Барри, находившемся от нее в расстоянии полумили. После того, как была проведена рекогносцировка местности впереди, полковник отрядил бригадного майора (должность начальника штаба бригады в британской армии, обычно имели армейское звание майоров или капитанов) Бернарда к герцогу, чтобы запросить у того пушку.
Пока тот отсутствовал, Инголсби собрал командиров своей бригады, чтобы посовещаться и выбрать лучший способ атаки на укрепление. Полковник сэр Роберт Манро, командир Черной стражи, ответил, что капитан одной из рот фрайкора по его просьбе провел разведку в лесу Барри и установил, что там засела неприятельская пехота, защищенная засеками и орудием. Суть предложения Манро была в следующем – бригада перестраивается с правой стороны от дороги и наступает дальше, а в это время его горцы зачистят лес от неприятеля. Инголсби план одобрил, но соответствующей команды не отдал, ожидая вестей от Камберленда и запрошенную пушку.
Герцог в это время уже отправил обратно Бернарда, отрядив с ним капитана артиллерии Митчелсона с тремя 6-фунтовыми орудиями. Когда вся эта кавалькада прибыла в расположение бригады, оказалось, что та все еще стоит ровно на том же месте. Митчелсон обратился к Инголсби за дальнейшими указаниями, на что в ответ получил многозначительное: «Не могу сказать».
Неизвестно, сколько бы еще Инголсби думал, а его бригада топталась на месте, если бы к нему вслед за орудиями не поспешил сам герцог Камберленд, который благоразумно решил лично все проконтролировать. Митчелсон тут же получил приказ развернуть орудия в сторону леса и хорошенько обработать заросли крупной картечью. В ответ прогремели несколько выстрелов с редута д’Э, который, однако, был вне зоны видимости с позиций бригады Инголсби. Бригада начала перестраиваться – гренадерские роты выдвинулись вдоль затопленной дороги, а за ними по левой стороне медленно двинулись остальные, где в первой линии шли 12-й пехотный Дюрора и горцы из Черной стражи Манро, а за ними – 13-й пехотный Палтни и ганноверский полк Бошландера.
После того, как надлежащие приказы были отданы, Камберленд ускакал с чувством полного удовлетворения, однако радость его продолжалась недолго. Инголсби, который увидел скопление французских грассинов у кромки Барри, посчитал, что лес занят крупными неприятельскими силами. Он вновь остановил движение бригады и отправил капитана Кроуфорда из 13-го полка к Камберленду за дальнейшими указаниями.
Можно только догадываться, какую гамму чувств испытал герцог, когда прибыл гонец, ибо очевидец записал, что он встретил новость «с большим удивлением». Относительно того, какие именно инструкции получил Кроуфорд, воспоминания очевидцев расходятся. Сам Кроуфорд записал, что Инголсби было приказано «защищаться в случае нападения, но, используя все силы, встретиться с неприятелем и атаковать». Майор Бэлфор из королевской артиллерии, присутствовавший рядом с герцогом, слышал, что тот приказал бригадиру «атаковать батарею в лесу и сохранить себя (то есть бригаду – прим. авт.), если это возможно, если нет – сделать лучшее, что в его силах».
В 6:30 сэр Джеймс Кэмпбелл начал движение по дороге из Монса через Везон с 15-ю эскадронами, которые должны были прикрывать британскую и ганноверскую пехоту. Решив, что лучше обождать, пока атака на правом краю увенчается успехом, нежели подставлять свою конницу под орудийный огонь со стороны леса, он отправил капитана Форбса из 2-го драгунского посмотреть, как обстоят дела у Инголсби.
Форбс обнаружил бригаду на старом месте у затопленной дороги, где она пребывала вот уже три четверти часа. Понимая, что атака правого крыла не может начаться до тех пор, пока Инголсби не выполнит то, что от него требуют, раздраженный Камберленд отправил лорда Бэри узнать, что там вообще происходит.
Когда адъютант главнокомандующего прибыл в бригаду, Инголсби доложил, что видел в лесу вражеские войска, но затрудняется точно определить их численность. Он проконсультировался со своими офицерами, и они сказали, что это невозможно, поэтому теперь он хочет узнать мнение лорда Бэри на этот счет. Тот, однако, не стал вступать в дискуссии, так как имел четкий приказ и не мог тратить время понапрасну.
Когда он вернулся к герцогу и доложил, что бригада стоит на месте, а полковник гадает, сколько французов засело в лесу, тот «выразил немалое удивление» и после небольшой паузы сказал, что поедет туда сам. Он обнаружил всю бригаду сгрудившейся около затопленной дороги, в то время как полковник находился в первой линии у 12-го пехотного, а шестифунтовки Митчелсона по-прежнему были чуть впереди и «обрабатывали» кромку леса. После недолгого совещания Камберленда с Инголсби бригада вновь построилась для атаки на левой стороне дороги.
Было уже 7 утра, и дальше откладывать генеральное наступление было нельзя. По сигналу бегло выстреливших четырех пушек голландская кавалерия, построенная в две колонны, двинулась по направлению к Фонтенуа и Антьену. Они были встречены ураганным огнем из французских укреплений и повернули назад, раскрыв, однако, расположение орудий на правом крыле неприятельских позиций.
В то же самое время сэр Джеймс Кэмпбелл повел свою конницу через Везон напротив французских позиций между лесом Барри и Фонтенуа. Едва массы кавалерии вышли из-за прикрытия деревенских построек, как на них тут же обрушился град ядер с батарей Фонтенуа и редута д’Э, и одно из них поразило Кэмпбелла в бедро. Умирающего, его вынесли с поля боя, а его люди, оставшись без командира, вернулись назад под прикрытие основных сил пехоты. Командование конницей было возложено на лорда Кроуфорда и Генри Хоули из 1-го драгунского, которые тут же начали перегруппировывать отступившие эскадроны.
Ничуть не обескураженный неудачным началом, сэр Джон Лигонье отдал приказ своей пехоте выдвигаться за Везон, где полки начали развертываться в боевые порядки. Фонтенуа и редут д’Э находились на небольшом возвышении относительно британских позиций и на расстоянии примерно 350 метров от передовых батальонов пехоты Лигонье.
Французы тут же открыли ураганный огонь по «красным мундирам», после чего Камберленд подкрепил свою пехоту семью 3-фунтовыми орудиями, которые смогли «заткнуть» некоторое количество французских пушек. По иронии судьбы их первой жертвой стал человек, из-за ошибки которого французы проиграли сражение при Деттингене – герцог де Граммон, командир французских гвардейцев, убитый ядром трехфунтовки. Английская же пехота оставалась на своих позициях под огнем долгие два часа, не двигаясь с места, поскольку атака на правом фланге все так же запаздывала.
В 8 часов Камберленд опять поскакал к бригаде Инголсби, которую вновь нашел стоящей на прежнем месте. Мы не знаем, что именно главнокомандующий сказал полковнику, а очевидец их совещания, подполковник Нэпир, тактично опустил в своих воспоминаниях детали беседы, которая, вероятно, была полна непечатных выражений. Впрочем, общий смысл приказа можно понять из беседы Инголсби с капитаном Амхерстом, который прибыл с посланием от генерала Лигонье, в ультимативной форме требовавшего от командира бригады что-то делать, и побыстрее.
Амхерст примчался со словами: «Генерал послал меня сообщить вам, что он задается вопросом, почему вы не продвигаетесь дальше, и приказывает вам атаковать!», на что полковник ответил: «Будьте любезны передать генералу Лигонье, что я получил приказ герцога атаковать вместе с той линией», и указал на первую линию британской пехоты, которая располагалась левее его бригады.
Войска были на ногах вот уже шесть часов, но по факту ничего так еще и не было сделано. Лигонье отправил к Камберленду гонца с сообщением, что он готов выдвигаться, как только голландцы выполнят свою часть плана и займут Фонтенуа и Антьен.
Вскоре после этого левое крыло союзной армии пришло в движение – голландские полки плотной колонной двинулись на Фонтенуа по дороге, соединяющей деревню с Везоном, с флангов атакующую пехоту прикрывала конница. Тут же они были встречены убийственным огнем французской картечи и стали искать укрытия за разрушенными и сожженными постройками, оставшимися от деревни.
Вторая голландская колонна, наступавшая на Антьен, тоже попала под мощный огонь, вдобавок ей во фланг били мощные пушки, который Мориц оставил на противоположном берегу Шельды. Огонь, таким образом, был перекрестным и косил голландскую пехоту с усердием жнеца, собирающего осенний урожай. Атакующие замешкались, их порыв быстро угасал, и было совершенно неясно, что делать дальше. Полковник Аппиус прискакал к принцу Вальдеку и сообщил, что атака захлебнулась, а армия «разорвана на куски».
После того, как атака левого крыла армии была отражена неприятелем, Камберленд решил попытать счастья на правом фланге и разделаться со злополучным редутом д’Э. Не полагаясь больше на Инголсби, который в тот день словно пребывал в каком-то кататоническом ступоре, он отправил адъютанта прямо в полк Бошлангера, входившего в состав бригады нерешительного полковника.
Возможно, у герцога в минуту стресса взыграло чувство родной крови, или он просто решил, что ганноверский командир проявит большую исполнительность, но приказ был недвусмысленным – атаковать редут «с мечом наголо».
Подполковник Нэпир оставил нам детальное описание данного эпизода: «Через два-три часа после того, как бригада выдвинулась, герцог, прискакавший с левого фланга армии, обнаружил бригадира все еще стоявшим на левой стороне от дороги. Он спросил: «Почему Инголсби не двигается?», после чего адъютант отправился к бригадиру и передал ему слова герцога. Бригадир собирался дать ему какие-то объяснения, однако на место подъехал уже сам герцог, и адъютант оставил их наедине. Вскоре после этого герцог отправил его в ганноверский батальон, который располагался позади британцев, с приказом атаковать укрепление с мечом наголо. Командир не понял, что это значит, и адъютант пояснил: «с примкнутыми штыками», на что последовал ответ «Замечательно, марш!»
На самом деле, герцог и его офицеры стояли перед тяжелой дилеммой. Было уже почти 11 часов, атака с левого фланга окончилась неудачей, а многострадальная пехота Лигонье вот уже пять часов неподвижно стояла под неприятельским огнем. Выбор был невелик – или играть отход, или продвигаться вперед под перекрестным обстрелом французских пушек. Посовещавшись, выбрали второе. Победить в стиле Мальборо, как изначально планировал герцог, уже не получалось, и старик Кенигсегг предложил новый вариант наступления: голландцы при поддержке части британской пехоты должны были вновь атаковать Фонтенуа, в то время как правое крыло союзной армии синхронно ударило бы по французскому центру между Фонтенуа и лесом Барри. Подполковник Нэпир был отправлен в бригаду Инголсби с приказом забрать Черную стражу и усилить ей голландскую атаку на левом крыле.
Инголсби к тому времени получил легкое ранение и убыл в тыл армии, а командование бригадой взял на себя ганноверский генерал Цастров, который приказал полкам Палтни и Бошлангера соединиться с бригадой Скелтона. Атака на правом крыле была окончательно остановлена. Куда же в таком случае подевался 12-й пехотный полк Дюрора? Информация о его дальнейшем передвижении отсутствовала в протоколах допроса Инголсби на заседании трибунала, однако, согласно некоторым сведениям, в атаке голландцев на Фонтенуа приняли участие два английских батальона (первым была Черная стража). Тот факт, что Дюрор потерял почти половину своих солдат, дает нам основания предполагать, что этим вторым батальоном были как раз бойцы 12-го пехотного.
Сэр Роберт Манро, который с самого утра рвался в бой и к тому времени уже порядком устал от бездействия, принял приказ об атаке с воодушевлением. Горцы спешно перешли на левое крыло союзной армии и бросились в атаку, причем сделали это с таким рвением, что обогнали голландскую пехоту и первыми оказались у укреплений Фонтенуа, которые обороняла бригада дофина. Атака горцев произвела на французов столь сильное впечатление, что один из офицеров бригады впоследствии записал: «Эти горные фурии бросились на нас с большей жестокостью, нежели проявляет море, гонимое бурей».
Когда кричащая людская масса, сверкающая обнаженными палашами, достигла радиуса прицельного огня, со стороны траншей Фонтенуа раздался слитный треск мушкетных выстрелов, однако горцы тут же залегли, и залп прошелся над головами. Роберт Манро, однако, демонстративно продолжал стоять на ногах под полковым штандартом и сыпал проклятиями в адрес французов. Переждав первый залп, горцы с ревом устремились в атаку, однако французы успели быстро перезарядиться, и всего за несколько шагов до неприятельских позиций шотландцы получили второй продольный залп, который на этот раз полностью «зашел» в батальон.
Игнорируя потери, они бросились на первую линию французских траншей, где завязался кровопролитный бой. Однако другие французские линии (всего французская позиция насчитывала пять линий обороны) продолжали методично поливать атакующих пулями, и горцы, которые понесли страшные потери, в итоге были вынуждены отойти. Роберт Манро в горячке боя не смог забраться на лошадь и, несомненно, попал бы в плен, если бы солдаты не вынесли его из схватки буквально на руках.
Один из офицеров впоследствии записал: «Мы были вынуждены укрыться за домами [деревни Фонтенуа] и изгородями и полтора часа ожидали подхода голландцев, которые, когда появились, выглядели так себе. Наш полк находился в полном беспорядке, и мы хотели отойти к ним в тыл и там перегруппироваться, но их генерал явно не одобрял эту идею. В конце концов, это было сделано, и мы вновь двинулись на фронт. Через полчаса голландцы откатились назад, и сэр Роберт Манро решил, что мы должны отступать. У нас был приказ со всей поспешностью выдвигаться на помощь ганноверцам».
Неудача второй атаки окончательно деморализовала голландцев, которые вдобавок были атакованы французскими драгунами, располагавшимися на правом крыле позиций Морица. Один голландский офицер впоследствии вспоминал: «Мы попали под обстрел двадцати пяти (количество вызывает сомнения – прим. авт.) больших пушек, которые стреляли картечью и цепными ядрами (ядро, разделенное на половинки, скрепленные металлической цепью – прим. авт.) так яростно, что мы были вынуждены приказать нашим солдатам отступать прямо перед лицом тех, кто спешил нам на подмогу». Войска принца Вальдека в беспорядке откатились на исходные позиции, откуда безучастно наблюдали за дальнейшим развитием событий.
Движение главных сил британцев и ганноверцев на центр французской обороны началось одновременно с голландской атакой на Фонтенуа. Камберленд, несмотря на протесты офицеров, занял место во главе первой линии. Огромная человеческая масса численностью в 16 тысяч при двенадцати 6-фунтовых орудиях тронулась с места.
Официальный рапорт от 17 мая гласил: «Когда наши линии сформировали боевой порядок, с кавалерией позади них, Его Высочество встал во главе и распорядился идти прямо на врага. Принц Вальдек в то же самое время атаковал Фонтенуа, однако это было сделано еле-еле, и на них обрушился страшный огонь из пушек».
Первоначальное положение бригад было идентично плану, разработанному накануне сражения, однако продолжалось это недолго. Ганноверцы, которые шли по левую сторону от британцев, обнаружили, что пространство впереди слишком узкое, и в таком порядке им его не пройти, поэтому стали сдвигаться в третью линию. Именно в таком порядке войска медленно стали подниматься по склону, упиравшемуся краями в Фонтенуа и редут д’Э, батареи которых тут же открыли по «красным мундирам» перекрестный огонь. Бригады несли потери, офицеры своими полупиками выравнивали и смыкали ряды, которые переступали через тела павших товарищей и упорно двигались вперед.
Корнет Филипп Браун записал вскоре после сражения в своем дневнике: «Его Высочество герцог не мог быть превзойден любым другим героем. Он подвергал себя опасности не меньшей, чем самый простой солдат, и эти слова не простой комплимент его высокому происхождению, но факт, свидетелем чему был я сам, и этим он снискал любовь и расположение всего народа. Но удача не всегда сопутствует доблестным и храбрым».
Достигнув вершины склона, британская и ганноверская пехота оказалась прямо перед неприятельскими позициями. Справа от них, упираясь в редут д’Э, стояли французские и швейцарские гвардейцы, затем – бригада Обтэрра, и полк «Ле Руа», примыкавший флангом к укреплениям Фонтенуа. Французы развернули свои линии параллельно затопленной дороге, которая была естественным препятствием, и располагались на гряде так, что увидеть их можно было лишь забравшись на самый верх и оказавшись с ними лицом к лицу.
Английская артиллерия двигалась чуть впереди пехоты, поэтому встреча оказалась неожиданностью для обеих сторон – пушки появились перед самой французской линией, чего артиллеристы явно не ожидали, а их противники, в свою очередь, решили, что пушки, оторвавшиеся от своей пехоты, могут стать легкой добычей. Со стороны французских линий прозвучали крики офицеров: «Давайте захватим эти английские орудия!». Для англичан все выглядело так, будто французы внезапно появились из ниоткуда на расстоянии всего тридцати шагов, и они инстинктивно остановились. Повисла пауза. То, что случилось дальше, стало достоянием широкой общественности и было растиражировано множеством изданий – как современных тем событиям, так и позднейших. Мы постараемся разобраться, что же на самом деле случилось в тот день на гряде между редутом д’Э и Фонтенуа.
Продолжение следует.