Афганский расклад: скелеты в шкафу Талибана
После ликвидации муллы Ахтара Мансура — лидера движения «Талибан»*, группировка рискует оказаться зоне «турбулентности», которая может привести к расколу движения.
Вероятность такого развития событий была велика еще после смерти основателя «Талибана» муллы Омара (который управлял Афганистаном при талибах). Но тогда, разногласия удалось уладить, а движение в большей части осталось консолидированным.
В результате, Мулла Мансур унаследовал четко структурированную иерархию «Талибана», где наверху находится лидер, у которого два заместителя. Одним из них был Сираджуддин Хаккани — лидер мощной боевой группы, известной решительными и часто жестокими действиями против афганского правительства и сил НАТО.
Следующая ступень иерархии — Верховный совет из 18 человек. При мулле Мансуре его состав был увеличен до 21 человека. Лидерство в совете сейчас практически полностью принадлежит пуштунам, а подавляющее большинство членов Верховного совета — выходцы из южных провинций Афганистана: Кандагар, Урузган и Гильменд.
Верховный совет руководит примерно десятком комиссий. Фактически, это различные министерства «Талибана». Но реальная власть сосредоточена в двух структурах: Военном комитете, управляющего всеми боевыми операциями движения , и Политическом — который занимается реализацией как внутренних, так и внешних политических проектов, включая переговоры с заинтересованными международными игроками.
Ключевую роль в этом направлении играет офис в Катаре, где могут проходить международные встречи и мирные переговоры.
На местах действиями боевиков руководит сеть полевых командиров и «теневых губернаторов» различных провинций Афганистана.
При такой системе управления очень остро стоит вопрос коммуникаций. Так как первоочередной задачей является сохранение в тайне важной информации, самый лучший и безопасный способ для них — передавать информацию из «уст в уста». Но поскольку высшее руководство «Талибана» предположительно базируется в Пакистане (в провинции Белуджистан), а отряды боевиков разбросаны по различным регионам Афганистана взаимодействовать таким способом невероятно сложно.
Поэтому, наиболее распространённым способом передачи информации остаются письменные послания, хотя многие полевые командиры и «теневые губернаторы», по всей видимости, также, используют электронную переписку.
В связи с тем, что группировка находиться под постоянным ударом, у «Талибана» как организации нет своей четкой, развитой инфраструктуры. Им приходиться все время передвигаться с места на место, а Пакистанские семинарии и мечети остаются любимыми местами, откуда они руководят своими операциями.
Экономическая опора движения Талибан – это контроль за производством и транзитом опиумного мака, а также рэкет, вымогательство и поборы с проезжающего транспорта и торговцев.
Талибы, также, эксплуатируют природные богатства Афганистана, наживаясь на продаже древесины (сосны и кедра) и добыче минералов: лазурита, изумрудов и рубинов. Доход приносят такие, казалось бы, неожиданные отрасли как производство и продажа меда.
Общая численность подразделений исламского движения «Талибан» в Афганистане, по разным оценкам, от 30 до 50 тысяч человек. А в зону активности входят провинции Гильменд, Кандагар, Нангархар, Кунар, Пактия, Пактика, Хост, Фарьяб, Баглан, Бадгис, Кундуз, Газни и Каписа.
После избрания, Ахтар Мансур отказался от участия в мирном процессе, который инициировали Пакистан, США и Китай. Он решил воспользоваться выводом основных боевых частей США и НАТО из Афганистана и сделал ставку на усиление военной активности. На севере началось полномасштабное наступление, а афганские провинции захлестнула волна террористических актов, нападений на подразделения армии и полиции, подрывов фугасов на дорогах и смертников в городах.
Одним из главных успехов стало взятие города Кундуз осенью 2015 года. И хотя через три дня афганские силовики при поддержке сил специальных операций и авиации США выбили боевиков из города, рассеяв их по окрестностям, «кундузская битва» имела для талибов большое политическое значение — она стала убедительной демонстрацией их боевых возможностей и явно укрепила боевой дух.
Впрочем, несмотря на убедительную демонстрацию боевых и, пожалуй, даже полководческих качеств, мулла Мансур так и не стал авторитетным лидером для всех афганских талибов. А жесткая, наступательная линия увенчалась метким ударом американского беспилотника.
В тоже время, высказываются мнения, что подоплека этого убийства была несколько иная. Важным отличием политики Мансура от эпохи муллы Омара стала смена «внешнеполитического» курса. Если раньше эмиссары движения контактировали главным образом с представителями стран ближневосточного региона и западной разведкой, то люди муллы Мансура обратили взор на север и восток, расширив переговорный шорт-лист за счет Китая и России.
В этой связи, некоторые пакистанские источники указывали, что гибель лидера «Талибана» 21 мая в пакистанской провинции Белуджистан якобы произошла спустя несколько часов после встречи муллы Мансура с российскими представителями на территории Ирана.
На смену Ахтару Мохаммаду Мансуру пришел маулави Хайбатулла Ахундзада руководивший до этого, системой теневых шариатских судов, созданной талибами в афганских провинциях. Выбор очень необычен, как-никак маулави (это почетное религиозное звание в исламе, высший толкователь канонов шариата) на смену полевым командирам приходят нечасто.
Однозначно можно говорить о том, что Ахундзада не настолько авторитетен как его предшественник. Он родился в провинции Кандагар и принадлежит к гильмендским нурзаям, очень раздробленному и фрагментированному племени, которое не сможет обеспечить его стабильной, уверенной поддержкой. А кроме того, у него нет высшего религиозного образования.
Также, он не имеет отношения ни к Военному, ни к Политическому комитетам талибской Шуры. Другими словами, под его непосредственным контролем нет ни крупных подразделений боевиков, ни обширных связей с зарубежными партнерами, что традиционно высоко ценится в афганской политике. Скорее всего его избрание на пост главы движения талибов — результат вынужденной торопливости и компромисса конкурирующих групп влияния, в том числе из Военного и Политического комитетов.
Весьма вероятно, также, что в таких условиях, реальное управление боевыми операциями талибов перейдет в руки уже упомянутого Сираджуддина Хаккани. В качестве его противовеса и альтернативного центра силы выступит мулла Мохаммад Якуб — сын основателя движения, муллы Мохаммада Омара.
В таком случае можно говорить о временном отходе «Талибана» от принципов единоличного правления в пользу более «многополярной» модели управления, основанной на балансе сил и интересов. Впрочем, как долго сохранится такая модель управления движением, сказать сложно. Но в то, что шейх Хайбатулла, по примеру муллы Мансура, попытается стать военным диктатором «Талибана», верят сегодня очень немногие. Слишком уж мало у него для этого ресурсов и слишком много конкурентов.
Стоит отметить, что несмотря на, казалось бы, парадоксальный выбор главы движения, религиозный авторитет нового лидера может стать важным козырем в противоборстве с боевиками запрещенной в России организации «Исламское государство», которые сейчас активно стремятся закрепиться на афганской земле. Хотя, ИГИЛ пока очень сдержанно проявляет себя на афганской территории и связанной с нею пакистанской Зоне племен, на данном этапе, между двумя группами существует как практическая конкуренция, так и очень серьезные идеологические расхождения.
Талибы и сторонники халифата жестко соперничают между собой за доходы от наркобизнеса и за влияние на афганскую молодежь, которая составляет до 80 процентов населения страны. От того, насколько успешной будет эта борьба для «Талибана», зависят личные политические перспективы его вождей, а также шансы на возвращение в той или иной форме к власти в стране. В идеологическом плане, одним из самых показательных моментов является отношение к вожделенному Великому Хорасану, который Талибы не приемлют.
Главной интригой в истории со сменой лидеров «Талибана» является вопрос, как изменится стратегия движения в Афганистане и измениться ли она вообще?
История кадровых политических ротаций в «Талибане» подсказывает, что каждый новый лидер, поначалу делает ставку на радикализацию боевых действий. В таком случае, следует ожидать повторения прошлогодних попыток взятия какого-то провинциального центра, им вполне может вновь оказаться Кундуз или иной город в северной части страны.
Если же новые лидеры Талибана, наоборот, решат проявить гибкость и готовность к переговорному процессу, им, возможно, будет непросто избежать обвинений в предательстве со стороны рядовых членов движения, что чревато утратой легитимности в их глазах.
При таком сценарии, раскол в среде талибов еще более снизит их потенциал. Но при любом исходе, симпатии значительной части пуштунов останутся на стороне «Талибана». Эти симпатии имеют не сколько религиозные основания, сколько этнические и сместить Талибан с позиций наиболее влиятельной пуштунской силы вряд ли получиться. Весьма вероятно появление нескольких конкурирующих между собой «талибанов» или, даже, конфедерации группировок. Подобная децентрализация управления приведет к радикализации движения и сближения его фракций с другими антикабульскими группами. Не исключено, что «новое дыхание» «Талибана» откроется во время эскалации межэтнического конфликта на севере Афганистана и это создаст серьезные угрозы для стран соседних с Афганистаном.
*организация признана террористической и запрещена в России
В следующей части оценки политической картины Афганистана и в целом и перспективы дестабилизации Средней азии